Едва ли люди, торопливо спешащие на работу в половине седьмого утра, обратили внимание на то, что в окошке первого этажа обычной серой девятиэтажки зажёгся свет.

— Кашу сварю. Гречневую или рисовую? — спросила Зоя Викторовна у соседки по комнате, нащупывая очки на столе, выполняющем в комнате старушек сразу несколько функций: обеденный стол, подставка под телевизор и “читальный зал”.

— Гречневую, — немного подумав кивнула Лидия Васильевна. — А молоко есть?

— Осталось немного. На кашу хватит.

— Тогда точно гречневую.

На общей кухне трёхкомнатной коммунальной квартиры было чисто. Пока гречневая каша булькала в небольшой кастрюльке, Зоя Викторовна прикинула примерный список продуктов и составила план на день: прогулка после завтрака, как раз можно до поликлиники дойти, взять для Васильевны талончик к терапевту; зайти в магазин; не опоздать с варкой обеда к любимой дневной передаче на федеральном канале; снова попробовать дозвониться до сына.

Если бы люди, спешащие в половине седьмого утра на работу мимо обычной серой девятиэтажки увидели выражение лица Зои Викторовны, вспомнившей о сыне, то они бы точно не прошли мимо и участливо поинтересовались, что случилось.

— Нет, не буду звонить, — Зоя Викторовна решительно задвинула мысли о сыне в самый дальний угол памяти и достала пару тарелок.

Не только общая комната в коммунальной квартире объединяла двух пенсионерок, нет, не только. Пуще всего их роднило одинаковое горе — предательство детей.

Зоя Викторовна, помешивавшая гречневую кашу, которая булькала в небольшой кастрюле на чистой кухне трёхкомнатной коммунальной квартиры, когда-то на этой же самой кухне точно так же помешивала гречневую кашу для маленького мальчика с самыми чистыми и добрыми в мире глазами. И когда из мальчика с самыми добрыми и чистыми глазами вырос мужчина, без малейшего зазрения совести оставивший маму без жилья, никто не заметил.

Зоя Викторовна с сочувствием подумала о подруге по несчастью: если она лишилась только одной комнаты, то Васильевна из-за веры родной дочери лишилась трёхкомнатной квартиры.

Когда сын Зои Викторовны продал её комнату в коммуналке и пропал с деньгами, то пенсионерку приютил сосед по коммунальной квартире, разрешив платить только символическую сумму за аренду. Зое Викторовне было страшно: комната соседа тоже была выставлена на продажу. Имея из дохода только небольшую пенсию, Зоя Викторовна с утра до вечера сидела на телефоне, звоня сыну, в ответ слыша абсолютно равнодушное “Аппарат абонента выключен”.

Лидию Васильевну же выписали из жилья по решению суда. Квартира продана? Продана. Деньги получены? Получены. Сроки об освобождении квартиры прописаны? Прописаны. Хорошо хоть, что новые владельцы пошли навстречу убитой горем женщине и не стали подавать иск о взыскании неустойки за несвоевременное освобождение жилья.

Из средств, которые Лидия Васильевна получила за продажу квартиры, дочь ей оставила половину миллиона. Остальное дочь забрала и исчезла в неизвестном направлении.

Пенсионерки встретились на осмотре комнаты, в которой сейчас вместе проживают. Лидия Васильевна купила комнату, но даже не подумала выселять Зою Викторовну.

Две пенсии лучше, чем одна. Вместе веселей. Проще. Не так страшно.

— Спасибо, вкусно, — Лидия Васильевна облизала ложку и собрала со стола, выполняющего в комнате сразу несколько функций, обе тарелки. — Помою и собираться будем.

— Пора уже, да, — согласилась Зоя Викторовна. — До больницы дойдём, тебе талончик к терапевту возьмём. На обратном пути в магазин зайдём.

— Зайдём. Надо молока купить. Завтра рисовую кашу на завтрак сварю. Или ты другую хочешь?

— Рисовую. Вари рисовую, — улыбнулась Зоя Викторовна.

***

Может, когда-нибудь я напишу вам реальные истории Зои Викторовны и Лидии Васильевны. Их действительно кинули дети, они действительно встретились, но Лидии Васильевне не понравилась эта комната, она продолжает поиски. А Зоя Викторовна так и живёт в комнате, которую скоро продадут. 

Текст, по большей части, является вымыслом. Мне очень хотелось бы, чтобы история этих женщин закончилась хотя бы именно так, но не судьба.

Все как говорят: раз дети кинули, значит, детей так плохо воспитали. Пенсионерки заслужили. Пожинают плоды. А ещё есть яблочко от яблони. Только вряд ли у женщин, которые с негодованием отвергают предложения засудить к чёртовой матери их детей, были плохие методы воспитания.

Мой муж помогает Лидии Васильевне с покупкой комнаты на безвозмездной основе. Вчера она задала ему вопрос: “Детям родным верить нельзя, а кому тогда можно?” Я тоже задумалась: действительно, а кому вообще можно верить? 

Спасибо, что вы тут) С уважением, Мария.